Последнее лацци Арлекина

Фото А.СКАЛЬСКОЙ
Фото А.СКАЛЬСКОЙ

В нынешнем сезоне комедия дель арте стала театральным мейнстримом. Летом 2019 года во внутреннем дворике РАМТа Олег Долин выпустил “Зобеиду” по фьябе Карло Гоцци, осенью в Театре на Малой Бронной его эксперименты с итальянской комедией продолжила “Женщина-змея” того же драматурга. В “Электротеатре” вышла дилогия Бориса Юхананова “Пиноккио.  Лес” и “Пиноккио. Театр”, в которой и маски, изготовленные итальянским мастером, и персонажи комедии дель арте, и масочный стиль игры оказались существенным, хоть и не единственно важным элементом. Последним в этот ряд встроился “Lё Тартюф” Юрия Муравицкого в Театре на Таганке. Молодые режиссеры сегодня разными способами стремятся выйти за пределы психологического театра, этим и объясняется их настойчивый интерес к условной, масочной эстетике.

Сколько раз на российских подмостках приходилось видеть Мольера, утяжеленного по-чеховски подробными переживаниями. Но и комедийная легкость часто оборачивается шумом и суетой, в гуще которых стираются все нюансы. Юрий Муравицкий ставит “Тартюфа” как фарс с кровавым гиньолем в финале. Он тонко и безошибочно обнажает комедийные механизмы, лежащие в основе мольеровской пьесы и восходящие, как известно, к комедии дель арте. Столь острого по форме Мольера, к тому же стильного и зрелищного, очень не хватало нашей сцене. В то же время раздетая до костяка пьеса лишилась какого-то важного человеческого измерения. Все же “Тартюф” – комедия характеров, а не ранний и чисто фарсовый “Сганарель, мнимый рогоносец”. Фарсовый скелет в ней по-прежнему просвечивает, но есть еще чувства, взаимоотношения, а также длинные осмысленные монологи и содержательные споры. Всем этим режиссер жертвует, несмотря на то, что текст в классическом переводе Михаила Донского в спектакле сохранен полностью.

Персонажи “Lё Тартюфа” – смешные куклы в клоунском гриме, растрепанных париках и толщинках (великолепные костюмы Гали Солодовниковой). У каждого свой четкий пластический рисунок и манера речи: госпожа Пернель (Надежда Флерова) – тощая долговязая горбунья с клюкой и каркающим голосом, Эльмира (Дарья Авратинская) с ее беспрерывными кульбитами и шпагатами – какая-то заводная обезьянка, только успеваешь замечать, как из-под рукавов, юбки и декольте мелькают острые локти-коленки-плечи. Служанка Дорина (Евгения Романова) вроде бы неспешна, но вдруг бросается танцевать под Майкла Джексона, у нее смешной говорок – не то французский, не то кавказский. Кругленький тюфяк Дамис (Павел Комаров), унизанный перстями, все грозит разоблачениями и расправой и потрясает крашеным чубчиком, но в результате сам с треском вылетает со сцены, пробивая бумажную стену. Французский щеголь происходит от маски хвастливого воина из комедии дель арте, и в спектакле его генеалогия ясно прослеживается. Резонер Клеант (Артем Болотовский) никого не урезонивает, а лишь безмерно упивается своими речами, призывая зал отблагодарить его аплодисментами. Влюбленная парочка Мариана и Валер (Полина Куценко и Кирилл Янчевский) с их кукольной пластикой – и вовсе марионеточные фигуры.

Музыканты, сидящие на сцене, подчеркивают фарсовые приемы (композитор Луи Лебе): отыгрывают повторы, когда Дорина своими репликами раз за разом прерывает Оргона, наращивают крещендо, когда хвастливая или самодовольная речь персонажа стремится к апофеозу, мелкой дробью подзвучивают шажки расторопной служанки, выписывают дугу, когда под реплику Оргона “Вы уклоняетесь” Клеант кренится в сторону. Вся пьеса точнейшим образом разобрана на комедийные элементы – как по классическому учебнику Пьера Лартома “Драматический язык”, и в российском контексте это дорогого стоит.

Пестрой масочной компании противопоставлен Тартюф (Роман Колотухин), красивый и харизматичный, как рок-идол, с гитарой и в остроносых сапожках, но в этой своей демоничности не менее карикатурный. Обманутого доверия, дьявольского цинизма, заблуждений и прозрений – всего этого в спектакле нет. О героях мирка с картонными стенами и с четко, по линеечке прорисованной перспективой вообще сложно говорить как о людях. И потому, когда в финале мирок рушится – прорываются стены, из потолка вываливается скрытая проводка, и все персонажи вповалку умирают от удушающего газа, – не жалко никого: ни кукол, ни Тартюфа, мнившего себя в этой истории кукловодом, но в итоге оказавшегося такой же куклой.

Куклой в руках незадачливого простака Арлекина (Павел Бессонов), которого придумал и ввел в спектакль режиссер. Этот неприметный персонаж в сером трико без дела трется на сцене, таская чемоданы и получая колотушки. Лацци с подносом, так залихватски исполнявшееся когда-то Ферруччо Солери в “Арлекине, слуге двух господ” Джорджо Стрелера, у этого совсем не выходит. Однако именно он – ружье, висящее на стенке и выстреливающее. Финальный апокалипсис – это его последнее лацци. Справился как смог, и уж тут похлопайте артисту.

Мария ЗЕРЧАНИНОВА

«Экран и сцена»
№ 6 за 2020 год.